Верушка сейчас. Символ веры

Графиня по крови, бунтарь по натуре, Верушка стала первой супермоделью ещё до взлёта большеглазой Твигги. Ушла из мира моды на пике, после одиннадцати обложек Vogue. Ей стало… неинтересно. Любимица камеры, она примерила десятки женских и мужских образов, чтобы потом перевоплощаться в камни и животных. А своё совершенное длинное тело сделала объектом искусства.

Графиня в бегах

Вера Готлиб Анна фон Лендорф - столь гордое имя модель получила от отца, графа и офицера. Она родилась в 1939 году в Кёнигсберге, ныне Калининграде. Детство обернулось драмой, которую Верушка всю жизнь пыталась забыть, отыгрывая воспоминания в искусстве и психотерапии. Ей было 5, когда повесили её отца - за участие в покушении на Гитлера, в операции «Валькирия». Родных заговорщика изгнали из дворянского рая - замка в сто зал - и разлучили, отправив в разные концлагеря. После войны Вера воссоединилась с матерью, пошла в школу и ещё больше полюбила одиночество: сверстники травили её за прошлое, называли отца убийцей и предателем. Долговязую девчонку дразнили «аистом»: в 14 лет в ней было уже 185 сантиметров. Когда пришла пора выбирать профессиональную стезю, она решила погрузиться в искусство - мир, который куда красивее и безопаснее реального.

Вера училась в Гамбурге, затем во Флоренции - на художника по тканям. Там её заметил фотограф Уго Мулас. Вдохновлённая его оценкой, Вера попыталась покорить Париж, но потерпела поражение: в Европе для рослых красавиц работы не было. Зато познакомилась с Эйлин Форд, совладелицей американского агентства Ford Models. Прозорливая Эйлин дала начинающей модели пару советов. Самый важный: ехать в США, где на её пропорции будет спрос. Деньги на билет выручила мать, продав кое-что из фамильных ценностей. Но в Нью-Йорке её не ждали. Миссис Форд не помнила их парижский разговор - или сделала вид, что не помнит. Другие агенты не были готовы представлять её интересы. Вера казалась им странной, не вписывалась в рамки, это был, как сейчас говорят, «неформат». «Лицо для Elle, а фигура для Vogue» - по её словам, именно это противоречие они принять не могли. Блондинка с пухлыми губами, одарённая ростом метр девяносто - инопланетянка, которая выбивается из стандартов. Получив ряд отказов, Вера вернулась домой, чтобы взять паузу. Она была уверена в своём потенциале, вот только у других не было времени и проницательности его разглядеть. И тогда девушка поняла: нужна легенда, бренд, который сразу захотят купить. Так появилась Верушка.

Рождение Верушки

В 1966-м Верушка вошла в мир кино. Микеланджело Антониони дал ей роль в триллере «Фотоувеличение» - второстепенную, рискованную. Девушка должна была играть саму себя, просто модель, где уж тут проявить незаурядность? К моменту съёмок Верушка была измотана: она вернулась из командировки в Мексику, где перенесла кишечную инфекцию. Она была необычайно тонкой, если не сказать дистрофичной - её нездоровая худоба после премьеры фильма стала модной. Эпизод с участием Верушки признан одной из самых эротичных сцен мирового кинематографа: высоченная красотка извивается на полу перед объективом под ободряющие возгласы фотографа. Она будто бы занимается любовью с камерой. «Фотоувеличение» сделало Верушку секс-символом. Её прошлые обидчики кусали локти: светловолосая пластичная бестия, которая не боится ни камеры, ни наготы, ни слухов… В 1971-м, на закате их романа, Рубартелли выпускает фильм о ней, с музыкой Эннио Морриконе. Картина провалилась, а пара распалась. Рубартелли настаивал на том, чтобы Верушка была его личной музой, безраздельно принадлежала ему и его камере. Однако модель окрепла и решила идти дальше.

Свободное плавание

К семидесятым Верушка зарабатывала баснословные гонорары: до десяти тысяч долларов в день. Но сотрудничество с Vogue изжило себя. На смену Диане Вриланд, покровительнице Верушки, пришла Грейс Мирабелла. У нового главного редактора была своя цель: завоевать широкие массы. Увидев снимки с очередной фотосессии Верушки, Мирабелла предложила ей стать проще и отстричь модное каре. В своё время Вриланд могла просить её изменить задумчивый взгляд на снимках, но обсуждать популистские внешние перемены? Нет, Верушка предпочла уйти: для неё эпоха Vogue закончилась. Она вернулась в Германию, где и случился роман с художником Хольгером Трюльцшем. С ним модель наконец занялась чистым искусством. Они создали серию «Метаморфозы». Благодаря ювелирно нанесённой на тело краске Верушка на этих фотографиях сливалась со средой: представала то стеной, то валуном, то лесной нимфой, поросшей мхом. В эту работу она вкладывала нечто очень личное: Верушка тогда переживала тяжёлую депрессию, к ней возвращались горькие детские воспоминания, она думала о самоубийстве.

В 1986-м «Метаморфозы» вышли отдельным фотоальбомом, и о звезде шестидесятых заговорили вновь - теперь как о независимом художнике. Верушка предпочитала уединение и становилась всё более избирательной в своём творчестве. Она избегала громких кампаний и коммерческих съёмок, хотя были предложения, от которых не могла отказаться. В середине девяностых модель сотрудничала с Домом Chanel. Появилась на показе в Париже, затем снялась в рекламной кампании по мотивам «Фауста» под началом Карла Лагерфельда. Каждое её творение по-прежнему было окружено слухами и домыслами. В 1998-м она сделала инсталляцию «Нью-Йорк в огне» - сожгла макет мегаполиса. Позже публика наделила её даром предвидения: якобы тогда она предчувствовала теракты, случившиеся 11 сентября 2001-го.

Верушка: модель для подражания

Оставаясь отшельницей, Верушка продолжала влиять на мир моды. В 2002-м Майкл Корс создал для Celine коллекцию «Вояж Верушки» - ожившие образы с фотографий Рубартелли: туники сочных цветов, широкие кожаные пояса, песочные оттенки сафари, торжество открытого тела. Верушка как визуальный феномен - это гимн современной телесности. Она была достаточно андрогинной, чтобы отражать эстетику высокой моды, и достаточно манящей, чтобы воспевать женственность. С ней сравнивают амазонку двухтысячных - Жизель Бундхен, но сравнение, кажется, не в пользу последней. Современные модели занимаются скорее продуманной коммерцией, а Верушка рисковала, балансируя на стыке ремесла и искусства, была новатором, а не копией. И при этом появилась на 800-х журнальных обложках! Она всё ещё выходит на подиум - хотя крайне редко. В 2006-м снялась в эпизодической роли в одной из серий бондианы - Казино «Рояль».

Как встречает старость икона стиля, которая некогда зарабатывала по 10000 $ в день, первая начала диктовать условия фотографам и та, которая придумала современную моду? Она делает пластические операции, покупает виллы по всему миру и пропагандирует семейные ценности... Иное дело - Верушка. Она живет в Нью-Йорке, но не в « снобском» Манхэттене, а в соседнем Бруклине. Состояние, нажитое непосильным модельным трудом, она незаметно растратила. Ее окна выходят на живописную свалку и место, где раньше были башни-близнецы. Каждый день самая красивая модель шестидесятых ездит на велосипеде по окрестностям и кормит бродячих кошек. Дома тоже живут кошки - восемь штук. В этом году, 14 мая, Верушке исполнилось 70 лет. Она не сделала ни одной подтяжки лица. Как и в 60-е она носит распущенные волосы. Фигура ее сохранилась отлично, как говорит сама Вера: « Я в детстве ела мало, потому, что есть было нечего». Одевается бывшая Топ-модель совершенно несолидно: на голове бандана или платок со стразами, яркие, подвязанные шарфами кардиганы в пол, ботинки от Vivienne Westwood и очки с оранжевыми линзами. Она похожа на Хиппи старой закалки. Впрочем, она способна на кардинальные перевоплощения. В «Казино Рояль» она сыграла графиню фон Валленштайн-одну из участниц исторической игры в покер, когда Бонд уделал Ле Шиффра на 120 миллионов. Роль эту, правда, даже эпизодической не назовешь: крупном планом Верушку показывают одну секунду. Но сразу видно, что перед нами несметно богатая аристократка. Шансов встретить старость именно в таком амплуа у нашей героини было больше, чем у кого бы то ни было. Потому что модель, выбравшая смешной псевдоним Верушка, на самом деле урожденная графиня Вера Фон Лендорфф. Она родилась в огромном поместье Мауэрзее в Восточной Пруссии- недалеко от нынешнего Калининграда. Этими землями ее семья владела несколько веков. В их доме было без малого сто комнат. Но спокойной жизни в родовом замке Вера почти не видела, поскольку родилась всего за несколько месяцев до начала Второй Мировой войны. Ее отец был одним из офицеров верхмата. Сам Гитлер приезжал к ним в замок, снимал там свои документальные фильмы. Играл с Верой и ее сестрами, и даже подарил им пони. Отец участвовал в заговоре против Гитлера в июле 1944 года. Покушение на фюрера было неудачным, группу офицеров-заговорщиков, в том числе и фон Лендорфа, арестовали и вскоре казнили в тюрьме, подвесив их тела под потолок на металлические клюки. Так как их замок Гитлер отобрал и сделал там очередной пункт связи и отдыха. Всех родственников, включая детей, бабушек и дедушек отправили в тюрьму, а те, кто выжил - стали кочевать, как мама, графиня Готтлиб фон Калнайн с дочерми стали какими-то кочевниками: жили то у друзей, то у родственников. Ничего своего. Вера сменила 13 (!) школ и привыкла при первой возможности убегать в лес - там ей было комфортнее, чем с людьми. Сначала юная Вера училась в художественной школе в Гамбурге. Как-то летом поехала во Флоренцию - рисовать. Там-то на улице ее и увидел модный фотограф Уго Мулас. Он подошел к Вере с вопросом вроде: «Девочка, хочешь сниматься?» Девушки из аристократических семей в таких случаях, как правило, зовут карабинеров. Но Вера была девушкой необычной, поэтому немедленно согласилась. Мулас привез ее в Палаццо Питти. Это место считалось идеальным для фотосессий. Вера вдохновенно позировала-так, как в ее представлении должны позировать модели. Все вокруг очень смеялись....... Тем не менее ей посоветовали ехать в Париж. Но в Париже Вера оказалась не у дел: слишком высокая (рост 190), слишком костлявые колени (и размер ноги 43), слишком детское лицо для такого длинного тел, и вообще странная девушка. Она в буквальном смысле была «не в формате» - многие вещи ей были коротки. Но зато в Париже произошла судьбоносная встреча - с хозяйкой модельного агентства Эйлин Форд (New York) пришла от Веры в восторг, сообщила, что в Америке очень популярны блондинки. И пригласила девушку в Нью Йорк. В 60-е активно использовали накладные волосы Но когда та приехала, Эйлин повела по-свински: первым делом отправила Веру перекрашиватся в брюнетку, потом объявила ее слишком толстой и заставила худеть... Нормальной работы Вера так и не получила. Она решила изменить всё и сразу. Стать другим человеком. Вера решила поменять свое вычурное аристократическое имя на простое Верушка. Она подумала, что при ее росте это как минимум - забавно. Верушка, по ее сценарию, приехала с Востока, чуть ли не из России, но откуда концы - неизвестно. В этом явная интрига. Верушка таскает с собой по агентствам портфолио- все так видно, какая она. Верушка любит черный(это тогда, в начале 60-х, никто его не носил) А она носит пальто от Givenchy, узкое, короткое, едва колени прикрывает, бархатную шляпу и мягкие замшевые туфли. В высшей степени необычные для того времени вид. Особенно туфли. В них можно было ходить совсем несложно и грациозно - по-кошачьи. Так в движениях Верушки появились повадки дикого зверя. Когда Вера начинала работать, модели сами делали себе прически и макияж. "В Казино Рояль" В начале карьеры, итальянцы не могут отвести взгляд Проект Веры фон Лендорфф стал сверх успешным: оказалось, что всем нужны необычные модели. Верушку с распростертыми объятиями приняли в американскай Vogue ! На обложке этого журнала она появилась 11 раз! Период с 1964-го по 1971 год - самый плодотворный в карьере Верушки- модели. Главным редактором американского Vogue тогда была Дайана Вриланд, стронница смелых идей. Она полностью доверяла Верушке и ее стилисту Диджно Сан-Анжело и не навязывала своих идей. Более подходящие условия для работы трудно было представить. Позже к творческому тандему присоединился Франко Рубартелли, известный фотохудожник, и большой любитель нордических женщин. Верушка стала единственной героиней блистательных фотосессий Рубартелли. Она была выше его на голову. Эта высокая женщина, кстати, всегда была неравнодушна к «коротышкам». Верушка неоднократно признавалась, что ее тянет к маленьким мужчинам - ничегон е может с собой поделать! Среди ее любовников отметились - Дастин Хофман (170см), Аль Пачино (164см). А также Джек Николсон, Уоррен Битти - теже еще «гиганты» ! Их роман с Рубартелли длился пять лет. Франко был первым мужчиной, с которым Верушка не встречалась, а жила. Правда, Рубартелли был страшно ревнив. Благодаря неземной красоте Верушки, поводы для ссор были ежеминутными. И иногда доходили до абсурда. Например, когда в 1966 году Антониони предложил Верушке эпизод в его фильме Blow UP, (Фотоувеличение) Рубартелли закатил истерику и запретил даже думать о съемках. В то время Верушка уже вполне самостоятельным человеком, знающем себе цену, так что ревнивому Франко предпочла съемки у другого итальянуа и не прогадала. "Blow-UP" В фильме Антониони она появилась на пять минут, а ее имя в титрах было написано с ошибкой. Тем не менее Blow Up сделал Верушку культовой фигурой. Небольшая сцена, где она позирует фотографу, была признана одной из самых сексуальных в истории кино. « Во время съемок Blow Up я дымила, как паровоз. А курить в то время было как-то не принято. А после фильма стало модно! Все дружно закуривали»- говорит Верушка. Она, кстати, курит до сих пор, а выглядит при этом отменно. Может, вред от курения компенсирует вегетарианство? В 1971 году она ушла из модельного бизнеса. Вместо Дайаны Вриланд в Vogue пришла более консервативная Грейс Мирабелла. У нее было иное видение девушки Vogue. И последняя съемка с коллекциями с парижской недели моды была полностью забракована по причине авангардизма. «Я привыкла жить везде, и нигде», - говорит она сейчас, говорила она и тогда А Верушка уехала в Германию, закрутила роман художником Хольгером Трюльчем и занялась вместе с ним тем, что ее в то время по-настоящему интересовало - боди-артом. Это было больше, чем узоры на коже. Примерно в то же время, в 70-е, Верушка всерьез увлеклась боди-артом. Она ставила эксперименты над собственным «я», с помощью краски и грима превращаясь в других женщин – Урсулу Андресс, Марлен Дитрих, Бриджит Бардо. Потом эксперименты стали более радикальными: так, однажды в Кении она намазалась черной ваксой для обуви, чтобы «слиться» с природой (отмываться пришлось несколько недель). Она превращалась в животных, птиц, гангстеров, бомжей, а однажды ей захотелось стать… камнем. Но в ком бы она ни растворялась, каждый раз ей удавалось остаться самой собой - Верой фон Лендорфф. Это работы Верушки на разнообразные темы, но все это Боди Арт. Без фотошопа!! Только работы художника, и реальный фон за спиной. Можно представить сколько времени это занимало Женщина-дерево, опять же без фотошопа Красота, нет слов! Ну, а что же мода? В ней Верушка разочаровалась еще тридцать лет назад. «Мода буржуазна и скучна, - говорит она – И те, кто работают в ней, рано или поздно теряют индивидуальность». И хотя по рождению Вера фон Лендорфф – буржуазка до мозга костей, свою индивидуальность, свою личность она всегда ценила гораздо выше платьев от Dior и сиюминутной славы. В это время один концерн затеял выпустить водку «Верушка». Но тут стало известно, что «лицо» будущего бренда появляется в печати раскрашенной под бревенчатые стены. Водочники потребовали немедленно прекратить безобразие, Верушка цинично отказалась. Эта женщина относится к исчезающему виду художников, которые плюют на деньги, если ради них надо поступиться свободой самовыражения. Ее именем называют модные магазины, у косметического брэнда MAC есть губная помада «Верушка», поп-группа Suedes поместила ее фото на обложку своего альбома… С 1992-го по 1996 год Верушка вместе с фотографом Андреасом Хубертусом Илсом создала в Нью-Йорке серию потрясающих автопортретов. Съемка черно-белая, по идее, это обстоятельство должно оставить зрителю простор для фантазии. Но поскольку на автопортретах Верушка предстает в образах сломанной куклы, чернокожего мужчины, бомжихи, афганской борзой, паука, змеи, Марлен Дитрих, Катрин Денев, изможденной старухи и зебры, вбирающейся на дерево, фантазии даже самого искушенного зрителя двигаться уже просто некуда. "Работы с фотографом Андреасом Хубертусом Илсом 1992-96 годы" А Верушка продолжает генерировать идеи с регулярностью хорошо налаженной немецкой машины. Какое-то время она работала на Карла Лагерфельда, Хельмута Ланга и Пако Рабанна, Сельвадора Дали, снималась в не кассовом артхаусном кино с названием типа «Задница Будды» (где сыграла несколько бродяг и, собсвенно, самого Будду), создала коллекцию одежды.С Хельмутом Ньютоном они вывели идеальную фразу глянца: «Мы работаем, чтобы заполнять мусорные баки»..... И до сих пор все у нее получается. Просто когда Бог распределял роли, Верушке досталась одна из лучших - быть красивым человеком. "Верушка на премьере Казино Рояль" "Она признается, что любит каждую свою морщинку. Это жизнь - и каждый прожитый день-счастье" На презентации своего последнего фото-альбома На берлинском кинофестивале в футуристичной обуви, а также на нескольких светских событиях

Вера фон Лендорф прошла непростой путь от аристократки и заключенной до первой супермодели в истории моды. Вера добавила к имени уменьшительный суффикс и стала Верушкой. Именно под этим именем она достигла высот в модельной карьере и прославилась. Но потом Верушка ушла в сторону от настоящей коммерческой моды и предпочла искусство.

Фотографии Верушки являют собой прекрасный пример соединения моды, модельного бизнеса и настоящего искусства, а посему служат источником вдохновения для многих дизайнеров, фотографов и моделей. Ей посвятили коллекции – Карл Лагерфельд, Michael Kors, Helmut Lang, Paco Rabanne и другие, а косметический бренд «MAC» даже выпустил губную помаду Veruschka.

Вера родилась 14 мая 1939 года в семейном поместье в Кёнигсберге (ныне Калининград, Россия) в аристократической семье. После окончания школы поступила в училище, которое готовило художников по ткани для текстильных комбинатов. Только обстановка учебного заведения оказалась слишком непростой и она отправилась во Флоренцию, чтобы обучаться рисованию. В конце 1950-х годов Верушка захотела создать образ идеальной девушки, увидев которую однажды, будет невозможно забыть никогда.

Рассказывать подробную биографию Верушки нет смысла, про нее написаны многочисленные статьи и сама супермодель давала интервью и даже написала книгу «Верушка. Моя жизнь», которая доступна на русском языке во многих магазинах, как в печатном, так и в электронном виде. Поэтому непросто добавить нечто новое в историю Верушки. Давайте лучше посмотрим фото модели…

Она на десять лет старше Твигги, и на тридцать пять – Кейт Мосс. В эпоху, когда слово «супермодель» звучит анахронизмом, самое время вспомнить о той, которая была самой первой из них. Графиня Вера Готтлиб Анна фон Лендорфф, или просто Верушка.

Она дружила с Сальвадором Дали, Эйлин Форд и Дианой Вриланд, получала десять тысяч долларов за выход и «служила музой» самых знаменитых дизайнеров, от Ив-Сен Лорана до Пако Рабанна. За десятилетие модельной карьеры у Верушки скопилось больше восьмисот журнальных обложек, из них, по меньшей мере одиннадцать – обложек Vogue. В фэшн-мире это приравнивается к одиннадцати «Оскарам», но Вера фон Лендорфф оставила свой след и в кино тоже: ее пятиминутное появление в фильме Антониони «Фотоувеличение» (она входит в кадр со словами «А вот и я») было признано самой сексуальной сценой в истории кинематографа.

Ее именем называют модные магазины, у косметического брэнда MAC есть губная помада «Верушка», поп-группа Suedes поместила ее фото на обложку своего альбома… Во всем мире Верушку считают легендой – тем более удивительно, что эта легенда еще жива. И не только жива, но полна сил и творческих планов. В следующем году Верушке исполняется семьдесят. Она живет в Бруклине, со своим любовником, музыкантом Мишей Вашке, и с восемью кошками. Каждое утро Верушка надевает темные очки, садится на велосипед и отправляется на прогулку по окрестностям – «за вдохновением». Она – художница, причем художница авангардная, которая рисует красками, но вместо полотна использует собственное тело.

Верушка фон Лендорф. Приступ древности

69-летняя прусская графиня Верушка фон Лендорф, первая супермодель в мировой истории, за свою жизнь успела побывать музой Микеланджело Антониони и Сальвадора Дали, а также стать героиней фильма Пола Моррисси.

Главную в мире коммуникационную трубу - кабель, проложенный по дну Атлантики, - регулярно пучит от цифровой интоксикации. Прокуренный голос бывшей супермодели, прусской графини Веры Готлиб Анны фон Лендорф, известной больше как Верушка (с ударением на «у»), то и дело исчезает в цифровых ошметках непереваренного спама, пиратской музыки, снафф-муви и торрентов с детской порнографией. Связь с Нью-Йорком отвратительная. На другом конце линии, в бруклинском лофте с видом на помойку, где живет графиня, тренькает телефон с дисковым набором и гигантской трубкой, похотливо верещавшей в 1968‑м голосами любовников Верушки: Питера Фонды, Уоррена Битти, Дастина Хоффмана и Джека Николсона. А также Энди Уорхола, уже заарканившего для своей «Фабрики» одну модную блондиночку из Vogue - Эди Сэджвик. И вот сейчас, сорок лет спустя, вернувшись на велосипеде с Манхэттен-бридж, где Верушка ежедневно инспектирует колонию диких кошек, она поднимает ту же трубку и хрипит в трансатлантическую кишку: «Хале!».

Именно так, почти как «хайль», должны приветствовать собеседников мощные 69‑летние старухи, в чьем имени есть частица «фон». «Кошки вошли в мою жизнь недавно», - оживляется фон Лендорф, когда речь зашла о мордатых котах из фильма про Верушку, сделанного экс-сотрудником «Фабрики», режиссером Полом Моррисси. В конце октября состоится его запоздалая премьера в Москве, и наш разговор посвящен именно этому. «А Манхэттенский мост - это мой местный выход в космос. Там до фига пространства».

Оказывается, госпожа фон Лендорф знает, что Верушка - это ласкательно-уменьшительная форма привычного для славян имени Вера. Я сообщаю, что под таким же точно именем - «маленькая Верушка», только с ударением на «е», - голая Наталья Негода трансформировалась на обложке Playboy в первую советскую супермодель. Узнав, что дело было в 1988‑м, хриплый голос раздражается: «Я никогда не ощущала себя типичной моделью. Модель - это та, кто продает чужую продукцию. Или себя».

Чудесное преображение Верушки из супермодели эпохи happy sixties в главный обер-манекен постмодернизма началось в 70‑х. Результатом трансформации стал «трэш-кутюр», как говорит она сама, радуясь удачному неологизму. В 80‑х ее эксцентричные сессии с фотографами-авангардистами, где она прикидывается то булыжником, то ржавой трубой, то облупленным куском стены, начнут скупать галереи современного искусства. В 90‑х она сняла видеоарт «Зад Будды», где трансформировалась в нью-йоркского бомжа. Распластавшись в луже, смешавшись с мусором, пеплом и городской грязью, Верушка застывала в кадре безмятежным трупом, уснувшим в нирване из отходов американского консюмеризма. Несколько лет спустя, через два месяца после 11 сентября, бомж-трансформацию супермодели покажут заново вместе с пророческой инсталляцией «Нью-Йорк в огне» - в 80‑х Верушка построила и сожгла макет любимого города, где без малого полсотни лет назад началась ее карьера модели.

В 1959 году с итальянцем Уго Муласом, фотографом, принимавшим заказы от шинного короля «Пирелли», случился тестостероновый удар: тусуясь с дружками на лестнице дворца Уффици, он увидел арийку с телом змеи и маленькой аристократической головкой, утопающей в копне волос цвета спелой ржи. Считается, что модельная карьера Верушки началась в Америке в начале 60‑х. Однако до этого была Флоренция, куда - якобы учиться рисованию - Вера фон Лендорф сбежала из гамбургского ПТУ, готовившего художников по ткани для текстильных комбинатов. «Блондинки в Италии пользовались диким успехом. Люди бросали работу, только чтобы поглазеть на них, - вспоминает Верушка о своей итальянской dolce vita. - Я хотела придумать девушку, про которую можно было бы сказать: «Раз увидишь - не забудешь».

Уго Мулас быстро понял, что по лестнице Уффици прямо к нему в руки спускаются в реальном времени его эксклюзивные «римские каникулы»: арийка выдавала себя за русскую, но он навел справки, узнал все о приставке «фон» и назначил время и место съемки. Однако в Париже, куда отвезла свое первое портфолио немка-переросток, смерили взглядом сто восемьдесят арийских сантиметров, скривились и послали переростка в Штаты, где «любят длинные ноги и - ну, вы знаете - все огромное». Мать Верушки, ветеран концлагерей и вдова офицера вермахта, участвовавшего в покушении на Гитлера, продала чайник с фамильным вензелем из саксонского сервиза и выслала деньги на билет.

1961 год. «В Нью-Йорке перед агентствами я видела сотни моделей, которые буквально наступали друг другу на пятки. «Так, покажите ваши грудки, ваше портфолио, вы просто прелесть, следующая!» Раздосадованная Лендорф вернулась в Европу, и, как следует из ее воспоминаний, именно тогда, между первой и второй поездкой в Штаты, родилась Верушка: в том же году в Мюнхене она стала выдавать себя за таинственную русскую дикарку, занесенную на Запад из степей Евразии ураганами двух мировых войн. Сработало. На вопрос, было ли в русской легенде что-то личное, фон Лендорф отвечает отрицательно. Да, у нее дремучий балтийский генотип, в котором смешались бандиты-славяне, гастролеры-викинги, тевтоны, насиловавшие прусских женщин, и литовцы-гастарбайтеры. «Но псевдоним Верушка - это бизнес. Чистый бизнес! - повторяет она. - Долговязой молодой немке с именем Вера делать в фэшн-тусовке было нечего». Немецкая фройляйн, прошедшая с матерью и сестрами фашистские концлагеря после казни отца-аристократа, - мрачноватая и не самая подходящая легенда для девицы, решившей стать фотомоделью в эпоху happy sixties. «В частной жизни многое можно решить поэтически, но в обществе царит классовая борьба», - в Верушке, хрипящей по телефону, просыпается немец-марксист. В 60‑х откинуть приставку «фон» и приделать к имени плебейский русский суффикс означало стать частью совершенно другого мифа - опасного мифа победителей.

За Верушкой стояли ракеты на Кубе и мутанты из комиксов Marvel, которых КГБ разбрасывало над Западным полушарием со своих секретных спутников. За ее чудовищным акцентом и нечеловечески совершенным черепом (то лысым, то взрывающимся конской гривой) маячили непонятные языческие ритуалы с применением серпа и молота и советские военные биолаборатории, в которых лучших женщин скрещивали с лучшими животными. Ходили слухи, что Верушка - эмигрант-шпион, сменивший пол и ставший суперсуществом. Моррисси вставил в фильм ролик, где Верушка, угрожающе поигрывая хрипотцой, рекламирует мужские сорочки. Всем было ясно: сними она сорочку, под ней обнаружится металлическая грудь, из которой фотомодель расстреляет аудиторию тепловым лучом.

Для того чтобы миф Верушки кристаллизовался, обрел масштаб и въелся в плоть масскульта, требовались катализаторы процесса. В случае с Верушкой их оказалось целых три. Первый - Диана Вриланд, главный редактор американского Vogue. В недоучившейся немке-рисовальщице, которой запудрил мозги итальянский папарацци и наговорили гадостей спесивые парижские гомосексуалисты, она почуяла бешеную артистическую жилку, протянувшуюся из веймарских левацких кабаре и прокуренных студий Баухауса. И практически не вмешивалась в процесс, предоставив Верушке безоговорочный карт-бланш - постоянного стилиста и толпу фотографов, которые записывались на сессии аж за месяц. Результат рекордные одиннадцать обложек, вошедшие в золотой фонд Vogue. Именно тогда будет придумана и навсегда поселится в модных фотостудиях новая концепция фотомодели - бесстрастного обер-манекена, прилетевшего на Землю по заданию марсианских коммунистов и меланхолично взирающего с плакатов и обложек на жалкое мельтешение людишек. «Вриланд говорила: «Верушка! Не заглядывай в будущее! Живи здесь и сейчас, будь счастливой!» Но я до сих пор этому не научилась, - констатирует фон Лендорф. - Я не принадлежу к людям, которые обожают вспоминать happy sixties. Как, мол, тогда все было хорошо и как сейчас все плохо. Сегодня тоже можно делать сумасшедшие вещи. Но тогда все были менее зажатыми и осторожными. Менее буржуазными».

Второй катализатор - Сальвадор Дали. В 1966-м, осенив себя крестным знамением, постаревший бонвиван-сюрреалист устроил куртуазный хэппенинг, обработав голую Верушку из новомодных баллончиков с пеной для бритья. Из бритвенной пены под небом 60-х, утыканном алмазами и спутниками-шпионами, и родилась Veruschka: Венера-андроид, отстраненное кибернетическое божество, умеющее превращать себя во что угодно. Дали заразил Верушку любовью к телесным трансформациям, боди-арту, и все следующее десятилетие она будет раскрашивать себя в растения, камни, облака, ядовитых гусениц, тропических зверей, гангстеров, бомжей и голливудских звезд.

Третий катализатор мифа - фильм Антониони «Фотоувеличение», где Верушка сыграла эпизодическую роль фотомодели, совращающей героя Дэвида Хеммингса. Несмотря на то что в фильме она произносит одну-единственную фразу (Хеммингс: «Я думал, ты в Париже». Верушка: «А я в Париже». Действие, напомним, происходит в Лондоне), а титры переврали ее имя, Верушку ждал оглушительный успех. Сцена с Хеммингсом, наставляющим объектив на лежащую на ковре фотомодель, была признана лучшей эротической сценой года. Венера-андрогин - фригидное, бесконечно прекрасное существо, и массмедиа, вооруженные глянцевой полиграфией и сложнейшей оптикой, нашли новый объект желания. Твигги, которую в фильм не пригласили, с остервенением кусала себе локти.

Четвертым катализатором мифа мог стать поп-арт: Энди Уорхол тоже присматривался к Верушке. Сохранилась их фотография, которая говорит сама за себя: леди и злой очкарик, наверняка понимавший, что суп «Campbell"s» - не ровня баллончикам с пеной для бритья. Верушку интересовали иллюзии и трансформации. А «Campbell"s» оставался всего лишь банкой, содержимое которой уплетал на ужин безумный словак Энди. К тому же на уорхоловской «Фабрике» неважно платили. И сейчас, спросив фон Лендорф о том, чем она вдохновлялась в 60-х, я не услышал слова «поп-арт». «Сюрреализм для меня был куда интереснее», - холодно констатировал обер-манекен.

Впрочем, рядом с Верушкой многие смотрелись неважнецки. Придавленный Джек Николсон, спрятавший в карман похотливую ухмылочку, походил на избитого женой бухгалтера. Более-менее внятно в ее обществе выглядел лишь Питер Фонда. Со своими 190 сантиметрами роста Питер смотрелся атлантом на фоне голливудских карликов, сватавшихся к обер-манекену, - Хоффмана, Битти и других. В Италии, где Фонда крутил роман с Верушкой, парочка сломала в гостинице дубовую кровать, оказавшуюся слишком тесной для двух монстров.

«Во всех моих преображениях, - продолжает фон Лендорф, - прекрасно то, что мне было позволено выбраться из плена своего тела, создать хотя бы иллюзию того, что ты покидаешь себя». Отпущенное на разговор время истекает, а я еще не спросил Верушку о пропагандистском ролике, где ее запечатлели с Риббентропом, реквизировавшем половину ее прусского фамильного имения для нужд НСДАП. «Эти события - лишь истории или сны, - бормочет Верушка. - Воспоминания об отце принадлежат только мне одной. Он брал меня на прусские озера - смотреть на блики света на камнях. С тех пор камни вошли в мою жизнь». Я вспоминаю композицию: голова Верушки, закопанная в груду гальки. «Это оттуда?» - задаю я последний вопрос. Ее ответ, прошедший через телефонную мембрану, превратился в оптоволоконные сигналы, до неразличимости смешавшиеся с потоками цифрового шлака, мечущимися по дну Атлантики. «Знаешь, а ведь мы работаем, чтобы заполнять мусорные баки!» - сказал ей однажды фотограф Хельмут Ньютон. В трубке раздаются тоскливые телефонные гудки - наше время истекло, завтра Верушка фон Лендорф вылетает в Берлин.

Я превратилась в фаната­ Верушки с того момен­та,­ как она вплыла в кадр антониониевского «Фо­­тоувеличения» со слова­ми: «А вот и я». Ее царственное явление изменило моду. Но к моде, особенно современной, Верушка относится­ почти враждебно. Обижается, когда ее по старой памяти называют моделью. Еще больше обижается, когда называют первой супермоделью. Хотя, казалось бы, никому этот титул не подходит больше, чем ей, с ее невероятным для шестидесятых ростом, сорок третьим размером ноги, инопланетной андрогинностью и отрешенным меланхоличным взглядом.

Нынешняя Верушка предпочитает называть себя художником. И между модой и искусством возводит настоящую Берлинскую стену. Именно в Восточном Берлине она и живет, вернувшись на родину после многих лет, проведенных в Италии, Лондоне, Париже и Америке. И именно здесь она наконец согласилась со мной встретиться.

Я жду ее в баре Hotel de Rome. За свою журналистскую жизнь я брала сотни интервью, но, наверное, никогда так не волновалась. И не только потому, что я ее люблю. Просто я знаю, что ей сейчас семьдесят три года. А я больше всего на свете боюсь того, что время делает с красотой.

Когда она входит в бар, мне на минуту кажется, что ей не больше тридцати пяти. Она такая же грациозная, такая же величественная, такая же породистая, как и сорок лет назад. Распущенные седые волосы, бандана на голове, военные штаны хаки, тяжелые ботинки, серая шифоновая блузка, надетая поверх черной майки, на груди - крохотные темные очки на цепочке. Я жадно разглядываю ее лицо вблизи и вижу на нем все следы времени и ни одного следа пластического хирурга. Но у нее все те же высокие скулы, невероятный по красоте костяк лица и сияющие светлые глаза. В ней столько жизни, что о работе времени, а значит, и о работе смерти, просто перестаешь думать.

На улице жаркий солнечный день, и ей не хочется сидеть в темном баре. «Пойдемте на крышу, там так красиво», - говорит она низким хриплым голосом с сильным немецким акцентом. На крыше она заказывает апфельшприц и немедленно начинает кормить печеньем воробьев. Птицы слетаются к ней маленькой стайкой, почувствовав не столько поживу, сколько родственную душу - Верушка фанатично любит всяческую живность. Котов, собак, воробьев... Мне всегда казалось, что Верушка сама похожа на экзотическое животное. Она двигалась в плавной и развинченной кошачьей манере, она любила раскрашивать свое тело под пантеру или тигрицу, она взмахивала длиннющими руками, как крыльями. Так бы, наверное, в наши дни одевалась и выглядела Айседора Дункан. Когда я говорю ей об этом, она смеется грудным смехом:

А ведь я мечтала быть танцовщицей. Ходила в балетный класс, но в четырнадцать лет была уже такая высокая, как сейчас. Когда дошли до пуантов, стало ясно, что с такими ступнями и с таким ростом балетная карьера невозможна. Но я и на съемках старалась как-то особенно двигаться. Всегда хотела быть другой, необычной. В каждом образе, в каждой роли, в каждой картинке. Понимаете?

Прекрасно понимаю. Вся ее жизнь и вся ее карьера - изобретение себя другой. Графиня Вера Готлиб Анна фон Лендорф, родившаяся в богатой прусской семье в Кенигсберге, дочь офицера, повешенного в сентябре 1944 года за участие в антигитлеровском заговоре. Маленькая девочка, отправленная с матерью и сестрами в концентрационный лагерь. Долговязый подросток, сменившая тринадцать школ и преследуемая демонами прошлого. Хорошенькая белокурая ученица немецкого текстильного института. Студентка флорентийской арт-школы, которую однажды увидел на улице фотограф Уго Милас. Начинающая и не самая успешная модель, выпадающая из всех модельных стереотипов того времени. И наконец, совсем новая женщина, похожая на Барби, присланную из туманности Андромеды, со странным именем Верушка и не менее странной легендой.

Я уже работала моделью, но все говорили, что я слишком долговязая. В Париже меня увидела Айлин Форд, директор знаменитого американского модельного агентства: «Приезжай в Америку, там любят таких высоких блондинок». Я послушалась, приехала в Нью-Йорк, позвонила ей из отеля: «Я та самая высокая девушка из Парижа». А она ответила: «Я вас не помню». Я провела в Америке несколько месяцев, потом вернулась в Европу и решила: «Надо сделать так, чтобы меня запоминали - сразу и навсегда. Надо кого-то изобрести». И так родилась Верушка.

А почему Верушка?

Это ведь по-русски - маленькая Вера, да? Я решила стать русской. Подумала, это смешно - быть такой длинной и называться маленькой.

Когда Вера стала Верушкой, в разгаре была холодная война, и все, что было связано с Россией, казалось опасным и загадочным. Из знаменитых русских на Западе жил тогда Нуреев - его появление было настоящей сенсацией, художественной и политической. А Верушка стала единственной девушкой из собирательной Восточной Европы.

Неужели вы выдавали себя за русскую?

Нет, я неопределенно отвечала, что жила на границе. В сущности это правда: я ведь родилась в Кенигсберге - как бы между Россией, Польшей и Германией. Но я боялась прямо говорить, что я русская. Боялась, что я встречу кого-то, кто говорит по-русски, и буду разоблачена. Эта моя уклончивость в деталях биографии сыграла мне на руку, создала такую загадочную ауру. Это было так здорово - придумать другого человека и играть в этого другого. Да еще с таким успехом.

В первый ее приезд в Нью-Йорк никто не запомнил немецкую фройляйн по имени Вера. Верушку запомнили все. Она с головы до ног одевалась в черное - надо помнить, что тогда черный еще не стал модной униформой, девушки носили цветное. Она надевала огромную шляпу на распущенные светлые волосы. Она двигалась как будто в замедленной съемке и говорила с фотографами небрежно, со своим «славянским акцентом»: «Привет, я увидела ваши картинки в Vogue и подумала, что было бы любопытно, если бы вы меня сняли».

Фотографы ежедневно видят сотни девушек. Значит, моя девушка, моя Верушка, должна была сразу отличаться от всех прочих. Я выглядела так странно и вела себя так дерзко, что даже великий Ирвин Пенн робко спросил: «Вы были бы не против примерить несколько платьев для Vogue?» И вскоре уже все хотели со мной работать.

Верушка стала сенсацией модного мира и любимой моделью Дианы Вриланд, тогдашнего главного редактора Vogue. Вриланд, ненавидящая все буржуазное и ординарное, влюбилась и в ее экзотическую внешность, и в ее меланхолию, и в ее легенду. Вспоминая Вриланд, Верушка забавно имитирует, как та тянула гласные, когда произносила свое неизменное: It is so-o-o bo-o-oring.

Диана больше всего на свете боялась скучного. Всегда была в экзальтации и хотела, чтобы все вокруг тоже были в экзальтации. Я могла позвонить ей посреди ночи и рассказать, что мне пришла идея такой-то съемки в Китае. И она отвечала: «Потрясающе! Сделай это!» Она никогда не говорила: это сложно, проблематично, дорого и так далее. Если идея ей нравилась, то она делала все, чтобы ее осуществить. А я довольно быстро поняла, что мне недостаточно просто демонстрировать одежду, мне в фотографии нужна идея, смысл. Ведь что получается? Фотография - такая, как хочет фотограф. Одежда - такая, как хочет стилист. Ну а я-то что делаю? И мне повезло, что Вриланд подсказала мне фотографа, вместе с которым я могла бы творить сама.

Вриланд познакомила ее с Франко Рубартелли. Знакомство переросло в долгое сотрудничество и роман - Верушка несколько лет прожила с гениальным и взрывным итальянцем в Риме. Они выбирали одежду, искали экзотические места для съемок и отправлялись туда вдвоем - без стилистов, ассистентов, визажистов и парикмахеров. Верушка все делала сама, творила свой образ и свой спектакль, а модные редакторы полностью ей доверяли. Так она работала не только с Рубартелли, но и с Ричардом ­Аведоном, Питером Бирдом и Ирвином Пенном.

Сейчас ведь все не так, правда? - несколько раз спрашивает она. - Девушки не влияют больше на процесс, они куклы в руках целой команды стилистов. Я бы так не смогла, у меня была свобода. Если я что-то делаю, я должна творить сама. И в этом должен быть смысл. С модой покончено. Я занимаюсь искусством.

Вы несправедливы к моде, ведь мода и создала Верушку. А вы потом с этим мифом играли и работали.

Я стала слишком знаменита в моде, и это сыграло роковую роль. Тогда на моду смотрели как на что-то легкомысленное, развлекате­льное. Сейчас времена постепенно меняются, ­модельеры делают арт-проекты, выставляются в музеях. Но тогда! Когда я занялась искусством, никто меня не воспринимал всерьез, все просто смеялись: «А, та самая Верушка из «Фотоувеличения»!»

Уход Верушки из моды многие объясняют конфликтом с Грейс Мирабеллой, пришедшей в 1971 году на мес­то Дианы Вриланд в американский Vogue. Та требовала от ­Верушки укоротить длинные волосы, смотреть в камеру (Верушка часто смотрела «мимо») и призывно улыбаться, чтобы быть понятней и ближе читательницам.

Думаю, Верушка вошла в конфликт с самой эпохой семидесятых - прозаичной, буржуазной, приземленной. Новому времени не нужны были инопланетянки. Верушка занималась фотопроектами, перформансами, снималась в кино, преображалась в мужчин, создавала инсталляции. И фанатично увлеклась боди-артом, которым заинтересовалась, еще работая моделью, - на съемках в Африке с Питером Бирдом она маскировала свое тело то под диких животных, то под экзотические растения, используя вместо краски ваксу для ботинок.

Я уже тогда хотела как бы выйти из человеческого­ обличья. Не просто надеть или сменить одежду, но сме­нить кожу.

Уйдя из моды, Верушка стала работать с немецким художником Хольгером Трюльшем, на долгие годы ставшим ее личным и профессиональным партнером. Ей приписывают множество романов - с Аль Пачино, Джеком Николсоном, Дастином Хоффманом, Питером Фондой, Уорреном Битти. Но если они и были, то быстро обрывались.

Главными мужчинами в ее жизни становились только те, с кем ее связывала работа, творческое содружество. С Рубартелли она прожила пять лет - он буквально замучил ее своей патологической ревностью и жарким мачизмом. С Трюльшем оставалась куда дольше - и до сих пор сохранила отличные отношения, каждый день беседует с ним по телефону. Последним спутником стал ее ассистент, художник и музыкант из ГДР Миша Вашке, который был на тридцать лет ее моложе и который несколько лет назад оставил ее ради юной русской девушки.

Своих детей Верушка так и не завела, хотя говорит, что обожает детей, а они ее.

Я для них как женщина-фантазия из сказки. И во мне самой много детского, я жизнь до сих пор воспринимаю как игру.

Вы живете одна?

Ну да, со своими котами. Это мой выбор - жить одной. День принадлежит только мне, я совершенно свободна. Это хорошо для креативности. Хотя я обожаю чувство влюбленности. А вы разве нет? Вы видите, этот воробей хочет поклевать мое печенье? Я размочу печенье в вашем чае, чтобы ему было полегче, ладно?

Про этих воробьев и про своих котов она говорит с такой нежностью, с которой другие говорят о детях (в Нью-Йорке котов было десять, в Берлине - всего три). Из-за них она отказывается от многих поездок - боится, покормит ли их вовремя соседка. Верушка - вегетарианка и осуждает себя за тот знаменитый снимок для Vogue на сафари, где она, одетая в Yves Saint Laurent, стоит с винтовкой в руках, как гордая белая охотница-колонизатор.

Денег за свою модельную карьеру, она, кстати, так и не заработала - после интервью повезла меня показать свою квартиру на улице Бизе, довольно скромную.

Про меня говорили, что я зарабатывала миллионы. Ерунда! Деньги никогда для меня много не значили. А Рубартелли и вовсе уговорил меня, чтобы все деньги шли на его счет. Я не была похожа на тех девушек, которые сделали на модельной карьере целое состояние. Вроде Линды Евангелисты или Клаудии Шиффер. Я всегда была прежде всего художником. Снималась в основном для Vogue, рекламных кампаний сделала всего четыре или пять. Да и платили тогда за это не так уж много.

В разговорах с Верушкой про моду я чувствую незажившую рану, старую обиду. О моделях она говорит со странной смесью ревности и жалости. Ее расстраивает, что по подиумам они ходят как роботы, никак не общаясь с публикой («В наше время было не так!»). Ее пугает их ненормальная худоба («Я тоже была худая в «Фотоувеличении», но это потому, что я перед съемками переболела дизентерией»). Ей неприятно депрессивное настроение, которое так часто чувствуется в современных фотосессиях («У меня всегда была такая смесь меланхолии и едва заметной улыбки»). Ее отвращает то, что цифровые спецэффекты способны убить индивидуальность и всех превратить в красавиц с одинаково безупречными лицами и телами («Мы вообще не знали, что такое ретушь, все было по-честному!»).

Еще одна болезненная тема - плагиат. Верушка глу­боко обижается, когда видит, как бесстыдно другие используют идеи и приемы, которые рождались в муках и многолетних поисках. Эн­­ни Лейбовиц, с которой Верушка была хорошо знакома, сделала свой знаменитый снимок Деми Мур в мужском костюме, на­рисованном на голом теле, вдохновившись похожими работами Верушки и Трюльша. Мик Джаггер в своем видео использовал прием, когда девушка отделяется от стены - точно так же, как это делала Верушка в «Трансфигурациях». И даже Синди Шерман с ее перевоплощениями в раз­ных персонажей явно работает в стиле верушкинской серии автопортретов, где Верушка оборачивается то Гретой Гарбо, то Марлен Дитрих, то бомжом, то трофейной женой.

Я пытаюсь ей объяснить, что в современном мире граница между плагиатом и вдохновением стала совсем тонкой.

И наконец, еще один мучительный вопрос, которым одержима современная культура. Юность и старость. То, о чем я думала, дожидаясь Верушку в баре и готовясь к тому, что мне придется наблюдать разрушение абсолютной красоты. Но моя зацикленность на этом кажется ей обидной и абсурдной.

Все одержимы идеей молодости. На каждой баночке с кремом написано anti-age. Но я не хочу быть против возраста, я не хочу с ним и с природой сражаться. Это неправильно, потому что это вгоняет людей в панику, они начинают молодиться, делать операции. А я считаю, что поздняя красота - самая интересная. В юности мы все хорошенькие, но это естественная прелесть молодости. А вот потом мы становимся красивыми.

Она по-прежнему работает над несколькими арт-проектами одновременно - и видеофильмы, и фотографии, и трансформации. Последняя страсть - картины, которые она создает из пепла.